На твоем балконе холодно. Ноги стынут от соприкосновения с бетонным полом. От моей синей кружки поднимается едва заметный, робкий такой, дымок.Я ощущаю твою руку у себя на талии, полагая наивно, что это объятие способно меня согреть. В моей руке тихо тлеет сигарета. Глаза, два зеркала души, устремлены куда то в даль февральского распахнутого настежь окна моего города. Мыслей много и в тоже время их нет. Ноги замерзли окончательно, сажусь на подокойник, неуклюже вывернувшись из твоих объятий... Мы молчим, но не потому что сказать нечего, а потому что так надо. Меня, когда-то давно научила молчать подруга, теперь я учу этому своего мужчину...когда достаточно легкого прикосновения, а в словах смысла нет. Город же рассказывает свои ночные истории. Много у него их накопилось за двести семьдесят с лишним лет...Это как книжка на ночь для неродивого ребенка, который никак не хочет засыпать...и город монотонно вещает свои реалистичные сказки: про телефонную вышку, к которой как к Маяку каждую секунду пристают корабли-звонки, про строящийся синий дом, которому весьма одиноко без жильцов, про припозднившихся обитателей вечерних улиц, про несущиеся в заданном направлении желтые маршрутки, про то как опаздывают на свидания автобусы, тролейбусы...не в силах тягаться с быстрыми автомобилями. Про то как голубоглазая девочка сидит на подокойнике твоего балкона, допивая остывший чай и любуется на любимый город, что укутывает ее в свой пушистый февральский холод.